Все о тюнинге авто

Кто написал одноэтажная америка. Читать онлайн «?Одноэтажная Америка? Герои и прототипы

Путевые очерки "Одноэтажная Америка" впервые опубликованы в журнале "Знамя", 1936, №№ 10-11. В 1937 году вышли отдельным изданием в Роман-газете (№№ 4-5), в Гослитиздате и в издательстве "Советский писатель". В том же году книга была переиздана в Иванове, Хабаровске, Смоленске.

В сентябре 1935 года Ильф и Петров с корреспондентскими удостоверениями "Правды" выехали в Соединенные Штаты Америки. В Америке они прожили свыше трех месяцев. За это время Ильф и Петров дважды пересекли страну из конца в конец. Как рассказывают в своей книге сами писатели, они побывали в 25 штатах и в нескольких сотнях городов, встречались и беседовали "с молодыми безработными, старыми капиталистами, радикальными интеллигентами, революционными рабочими, поэтами, писателями, инженерами". "Не многие из наших иностранных гостей,- писал критик газеты "Нью-Йорк Геральд Трибюн",- уда лялись на такое расстояние от Бродвея и центральных улиц Чикаго; не многие могли рассказать о своих впечатлениях с такой живостью и юмором" ("Интернациональная литература", 1938, № 4, стр. 221).

Возвратившись в первых числах февраля 1936 года в Москву, Ильф и Петров сообщили в беседе с корреспондентом "Литературной газеты", что будут писать книгу об Америке ("Американские впечатления И. Ильфа и Е. Петрова", "Литературная газета", 1936, № 8, 10 февраля).

Но фактически работа над "Одноэтажной Америкой" началась еще в США. Очерк "Нормандия", открывающий книгу, был написан Ильфом и Петровым вскоре после приезда в Америку. Под заголовком "Дорога в Нью-Йорк" он с незначительными сокращениями появился в "Правде" 24 ноября 1935 года. Во время пребывания писателей в Америке "Правда" напечатала очерк "Американские встречи" (5 января 1936 года). В "Одноэтажной Америке" он заключает главу двадцать пятую - "Пустыня".

Добавим также, что своеобразным конспектом будущей книги стали "Американские фотографии". Под таким названием в 1936 году в журнале "Огонек" (№№ 11 - 17, 19-23) Ильф и Петров опубликовали свои первые краткие заметки о поездке. Текст сопровождали около ста пятидесяти американских фотоснимков Ильфа. Фотографии запечатлели облик страны, портреты людей, с которыми писатели познакомились в Америке.

"Одноэтажная Америка" была написана довольно быстро,- в летние месяцы 1936 года. Свое последнее большое произведение Ильф и Петров сочиняли порознь, по главам, сообща составив лишь его план. "Двадцать глав написал Ильф, двадцать глав написал я, и семь глав мы написали вместе, по старому способу" (Е. Петров, "Из воспоминаний об Ильфе". Предисловие к "Записным книжкам" Ильфа, "Советский писатель", М. 1957, стр. 14). В другой статье, тоже озаглавленной "Из воспоминаний об Ильфе" и напечатанной к пятилетию со дня смерти Ильфа в газете "Литература и искусство" (1942, № 16, 18 апреля), Петров рассказал, что, приступая к работе над "Одноэтажной Америкой", оба они пережили своеобразный душевный кризис. Привычка думать и писать вместе была так велика, что порой их начинали мучить сомнения, а смогут ли они теперь вообще написать что-нибудь порознь. Но вот книга вышла. И что же? Оказалось, что за десять лет совместной работы у них выработался единый стиль, так что один проницательный критик, взявшийся уже после смерти Ильфа проанализировать "Одноэтажную Америку", "в твердом убеждении, что он легко определит, кто какую главу написал... не смог,- по свидетельству Петрова,- правильно определить ни одной главы".

Пока писалась книга, "Правда" опубликовала из нее пять очерков: 18 июня 1936 года - "Путешествие в страну буржуазной демократии", 4 июля - "Нью-Йорк", 12 июля - "Электрические джентльмены", 5 сентября - "Славный город Голливуд", 18 октября - "В Кармеле". Тираж отдельного издания книги был отпечатан уже во время болезни Ильфа В день смерти Ильфа, 13 апреля 1937 года, еще не развязанные экземпляры "Одноэтажной Америки" лежали в столовой у Петрова. "Евгений Петрович,- вспоминает В. Ардов,- развязал одну из пачек и одарял всех пришедших к нему. Было как-то особенно уместно и трогательно получить книгу из рук Петрова в память Ильфа в эту ночь" ("Ильф и Петров", "Знамя", 1945, № 7, стр. 142).

Работая над "Одноэтажной Америкой", Ильф и Петров широко использовали свои путевые заметки, письма, дневники, фотографии и записные книжки.

Одна из первых записей Ильфа в Америке от 11 октября начиналась следующими словами: "Если не записывать каждый день, даже два раза в день, что видел, то все к черту вылетит из головы, никогда потом не вспомнишь. Уже плохо помню, что было вчера" (И. Ильф, "Записные книжки", "Советский писатель", М. 1957, стр. 131).

Еще на пути в США Ильф и Петров задумали предпринять длительную автомобильную поездку по стране для того, чтобы глубже и обстоятельнее познакомиться с жизнью Америки. Однако сначала поездка не налаживалась. Это причиняло писателям множество огорчений, ставило под удар замысел будущей книги. Но именно в тот момент, когда Ильфу и Петрову уже начало казаться, что поездка не состоится, они познакомились со своими будущими неутомимыми спутниками по дорогам Америки (глава шестая "Папа энд мама") мистером Адамсом и его женой. Настоящая фамилия Адамса - С. А. Трон. По профессии Трон был инженером и служил в фирме "Дженерал Электрик". Семь лет он работал в СССР. Когда в Нью-Йорк приехали Ильф и Петров, Трон явился к ним с предложением о помощи. 9 ноября Ильф и Петров выехали наконец "из Нью-Йорка в Америку", как шутливо сказано в предисловии к "Американским фотографиям".

Однако, тронувшись в путь, Ильф и Петров не спешили с окончательными выводами. Прежде всего они стремились накопить факты и впечатления. К концу путешествия Петров писал жене: "Я до такой степени набит впечатлениями, что боюсь чихнуть- как бы что-нибудь не выскочило... Мы уже знаем об Америке столько, что большего путешественник узнать не может. Домой! Домой!" (см. в этом томе письмо от 5 января 1936 года).

В американском дневнике Ильф день за днем отмечал, где они были, что видели, что делали, с кем разговаривали. Тут только детали, только факты и цифры, поразившие воображение авторов, записи бесед с дорожными попутчиками, кусочки пейзажа. Некоторые лаконичные записи трудно было бы даже расшифровать, если бы Ильф и Петров не использовали их потом в "Одноэтажной Америке". Например, в дневнике Ильф записывал: 21 октября 1935 года. "Ночлежный дом. Старики. Потухшие люди". 29 октября. "Электрический домик мистера Рипли. Кухня. Приборы для тостов, для яиц, для нагревания еды, для охлаждения..." 27 декабря. "Эль-Сентро... Мрачный центр эксплуатации и сволочности". 7 января 1936 года. "Идет в темноте девочка и сама танцует" (ЦГАЛИ, 1821, 129 ((ЦГАЛИ, 1821, 129)-Центральный государственный архив литературы и искусства, фонд 1821, единица хранения 129. Далее для краткости везде будет принято такое обозначение. )). В книге эти краткие заметки развернуты в целые сценки, то веселые, то грустные, а иногда они дают авторам повод для широких публицистических обобщений и выводов. Так из маленькой записи о ночлежниках впоследствии вырос рассказ о мрачных нью-йоркских трущобах (глава вторая "Первый вечер в Нью-Йорке"). Воспоминания о посещении электрического домика мистера Рипли связываются с рассуждениями о крикливом американском "паблисити" - рекламе (глава тринадцатая "Электрический домик мистера Рипли"). Справка об Эль-Сентро дополнилась описанием жестокой эксплуатации мексиканцев и филиппинцев, приезжающих в Калифорнию к сезону сбора фруктов и овощей (глава сороковая "По старой испанской тропе"). Заметка для памяти о маленькой танцующей негритяночке развернулась в лирическую миниатюру. В главе сорок четвертой "Негры" она непосредственно предваряет размышления авторов о характере негритянского народа, о положении негров в Соединенных Штатах. А в краткой записи 7 октября - "Язык почтового чиновника" - Ильф зафиксировал свое первое комическое впечатление на американской земле. В таможенном зале пристани "Френч Лайн" к их чемоданам подошел таможенный чиновник. "Его нисколько не волновало то, что мы пересекли океан, чтобы показать ему свои чемоданы... он высунул свой язык, самый обыкновенный, мокрый, ничем технически не оснащенный язык, смочил им большие ярлыки и наклеил их на наши чемоданы" (глава вторая "Первый вечер в Нью-Йорке").

Хранящиеся в ЦГАЛИ (1821, 39, 40) черновики, наброски глав,планы будущей книги, различные наблюдения, занесенные на отдельные листки под рубрикой "Подробности", которые Ильф и Петров имели привычку предварительно записывать, принимаясь за новые произведения, наглядно показывают, как протекала работа над "Одноэтажной Америкой", как от единичных фактов и наблюдений писатели переходили к обобщению и систематизации накопившихся за время поездки материалов. Уже самая смена заголовков будущей книги представляет в этом смысле интерес: "Америка", "Путешествие в Америку", "Одноэтажная Америка". Первые два названия - нейтральные, информационные - были отвергнуты авторами ради третьего, в котором есть полемическая острота и выражена позиция писателей, их взгляд на Америку. В черновиках Ильф и Петров отмечали самое существенное, то, на чем собирались сосредоточить внимание. На одном листке написано: "Быт", "Политика", "Церковь". Под рубрикой "Церковь" перечисляются имена миссионеров и проповедников, которых Ильф и Петров потом упоминали в своей книге. Тут же запись: "Мальчик религиозный" (в книге название главы двадцать восьмой "Юный баптист"). На другом листке отмечено: "Революционные силы. Забастовщики в Юстоне... Рабочий, которого послали в СССР выяснить, что такое стахановское движение". Несколько раз в черновых, подготовительных заметках говорится о ведущейся в США враждебной антисоветской пропаганде. Вот запись, которая была использована в главе двенадцатой "Большой маленький город": "Подрывание авторитета к людям, которые побывали в СССР и хвалили его: Купер (бывший консультант Днепростроя, награжденный орденом Трудового Красного Знамени.- Б. Г.) - большевик. Фермеру-миллионеру ничего не показали. С. (неразборчиво) подкупили. Учительница влюбилась в какого-то парня в СССР и потому врет". На листке с перечислением глав будущей книги внизу карандашом дописано: "Что может взять социализм от Америки?",- вопрос, которому Ильф и Петров уделили много внимания в "Одноэтажной Америке". Некоторые записи, сделанные в процессе подготовительной работы, остались только в черновиках, но они определили тон и характер соответствующих страниц "Одноэтажной Америки". Например, запись об американском кино: "Американское кино как великая школа проституции. Американская девушка узнает из картины, как надо смотреть на мужчину, как вздохнуть, как целоваться, и все по образцам, которые дают лучшие и элегантнейшие стервы страны. Если стервы это грубо, можно заменить другим словом". В подготовительных заметках к книге Ильф и Петров постепенно стягивали в единый узел не только важнейшие проблемы, но и разбросанные в письмах и дневниках либо сохранившиеся в памяти типические черты, слова и выражения, характерные для персонажей будущих очерков. К Трону-Адамсу относится следующая запись: "Разбил стекло.

Сэры, мистеры!

Старик все брал под подозрение.

А может быть, не доедем.

Война будет через пять лет.

Забыл шляпу и часы. Что следующее он забудет? Пытался забыть пальто". После поездки по США писатели собирались посетить Кубу и Ямайку, а потом Англию, но во время путешествия по Америке выяснилось, что Ильф тяжело болен. Он тщательно скрывал от окружающих свое состояние. С Петровым Ильф впервые заговорил о болезни лишь в самом конце путешествия в городе Новый Орлеан, хотя ощущение надвигающейся болезни не оставляло его на всем пути. В американском дневнике Ильфа встречаются такие строки: "Закат, закат. И кактусы стоят, и жизнь, кажется, пропала" (27 декабря 1935 года). А в первый день нового 1936 года, последнего года своей жизни, который он встречал вдали от родины, Ильф писал в дневнике, обращаясь к самому себе. "Поздравляю Вас, дорогой Иля, с Новым годом. Будьте спокойны, не волнуйтесь, не сердитесь. Милый Иля, держитесь хорошо, будьте мужчиной".

Валентин Катаев в заметке, посвященной памяти Ильфа ("Добрый друг", "Правда", 1937, № 103, 14 апреля), писал: "Но какой ценой была куплена эта книга ("Одноэтажная Америка".- Б. Г.). В этом - весь Ильф, не пожелавший прервать путешествия, несмотря на обострение болезни. Он стремился наиболее полно и добросовестно изучить материал. В этом настоящая писательская честность".

С самого начала путешествия Америка предстала перед глазами писателей как страна ошеломляющих контрастов и противоречий. Они увидели ее как бы в разрезе,- от знаменитой нью-йоркской тюрьмы Синг-Синг до Белого Дома, где присутствовали на пресс-конференции президента Рузвельта. Они увидели вымирающих индейцев, нищету негров, рядом с чикагскими небоскребами грязные, вонючие лачуги и омерзительные переулочки этого "страшного" города. В Дирборне их принимал автомобильный король Генри Форд, который не прочь был поразглагольствовать в их присутствии о своей ненависти к Уолл-стриту, но не потому, что брал на себя роль заступника рабочих, а потому, что банковский, финансовый капитал считал своим главным и самым опасным конкурентом. На перекрестке больших дорог они подсаживали в свой "кар" "хич-хайкеров", странствующих по стране в надежде найти хоть какой-нибудь заработок. На своем пути Ильф и Петров встречали слишком много несчастных и обездоленных людей, хотя не без иронии писали, что граждане Америки по конституции обеспечены всеми правами "на свободу и на стремление к счастью". "Но возможность осуществления этого права,- замечали они,- чрезвычайно сомнительна. В слишком опасном соседстве с денежными подвалами Уолл-стрита находится это право" (глава сорок пятая "Американская демократия").

Какие бы области американской жизни ни затрагивали в своей книге Ильф и Петров,- государственное устройство, быт, расовую политику, морально-этические проблемы, промышленность, религию, искусство,- всегда и во всем они отмечали их зависимость от денежных подвалов Уолл-стрита. "Стимулом американской жизни были и остались деньги,- сказано в главе сорок шестой.- Все, что приносит деньги, развивалось, а все, что денег не приносит, вырождалось и чахло". Читая эти строки, невольно вспоминаешь слова И. С. Хрущева: "Главное в этом городе Желтого дьявола (Нью-Йорке - Б. Г.)- не человек, а доллар. Каждый думает над тем, как бы получить больше дохода, больше иметь долларов. В центре внимания там не жизнь людей, а нажива, погоня за капиталом" (Речь о работе советской делегации на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН. "Правда", 1960, .№ 295, 21 октября).

Путешествуя по стране, Ильф и Петров безо всякой предвзятости оценивали достоинства и недостатки американского образа жизни. В своей книге они не раз, например, с уважением говорили о достижениях американской техники. Но они ясно отдавали себе отчет в том, как трудно воспользоваться ими рядовому американцу. "Современная американская техника,- читаем в главе тринадцатой,- несравненно выше американского социального устройства. И в то время как техника производит идеальные предметы, облегчающие жизнь, социальное устройство не дает американцу заработать денег на покупку этих предметов". Они побывали в электрическом домике мистера Рипли, осмотрели электрическую "чудо"-кухню. В 1959 году на американской национальной выставке в Москве посетители могли увидеть среди экспонатов такой же "образцово-показательный" домик. Его откровенно рекламный характер мало кого мог ввести в заблуждение. "Вот вы показываете ваш домик с кухней,- говорил Н. С. Хрущев тогдашнему вице-президенту США Р. Никсону,- и думаете, что удивите им советских людей. Для того чтобы американец мог купить такой домик, он должен иметь очень много долларов... Вот вы много говорите о своих свободах, а ведь среди них есть и такая свобода, как свобода ночевать под мостом" ("Разговор по существу", "Правда", 1959, № 206, 25 июля).

Ильф и Петров не раз в своей книге говорили о бытовых удобствах маленьких американских городков и убогом, приниженном, "одноэтажном" духовном уровне их жителей. Уже в своем дневнике Ильф писал о "кретинском образе жизни, который ведут в этих удобствах люди". "Кино в упадке. На одну хорошую картину приходится несколько сотен неслыханной дряни и пошлятины,- писал Петров жене. - В кино просто невозможно ходить" (см. письмо от 14 декабря 1935 года).

Описывая в своей книге "одноэтажную" Америку как страну однообразных и обезличенных городков, в которых проживает подавляющее большинство американцев, Ильф и Петров разрушали давнее, ставшее привычным представление о стране небоскребов. Не случайно образ одноэтажной Америки после появления книги Ильфа и Петрова прочно вошел в литературу. Напомним, к примеру, очерк Н. Грибачева "Кливлендские контрасты": "Утром из окон мы увидели ту одноэтажную Америку, о которой писали Ильф и Петров... Мы воочию убеждались, что Америка - это не страна небоскребов, а страна расчетливо построенных, по преимуществу одноэтажных и двухэтажных домиков" ("Литературная газета", 1955, № 148, 13 декабря).

С неизменной симпатией Ильф и Петров отзывались о простых американцах - честных, способных, отзывчивых и работящих, создавших своими руками все богатства страны. Путешествуя по Америке, они встречали многих прогрессивно настроенных людей, которые не только не желали примириться "с человеческим мусором, загрязнившим эту вольнолюбивую и работящую страну", но и поставили своей целью добиваться победы над духовной нищетой и социальным неравенством. Самые теплые воспоминания Ильф и Петров сохранили о встречах с другом и соратником Джона Рида Альбертом Рис Вильямсом и с писателем Линкольном Стеффенсом.

Ильф и Петров путешествовали по Америке в те времена, когда президентом страны был Франклин Рузвельт, который много сделал для сближения между США и СССР. С верой в возможность установления плодотворных дружеских и деловых контактов писались многие страницы "Одноэтажной Америки". Людям, приезжавшим из Советского Союза, не чинили тогда препятствий и не устраивали обструкций, как это было, например, во время путешествия в Америку группы советских писателей и журналистов. Борис Полевой рассказывает в "Американских дневниках" ("Советский писатель", М. 1956), что их делегация ехала почти по следам машины Ильфа и Петрова, однако многие стороны американской жизни они были лишены возможности увидеть.

Ильф и Петров увидели в Америке многое. Но, пожалуй, некоторым их обобщениям и наблюдениям не хватало широты и политической прозорливости. Маяковский, побывавший в США еще в начале 20-х годов, говорил в "Моем открытии Америки", что претензии на руководящую роль в капиталистическом мире являются определяющей чертой американской политики. Строки, написанные поэтом в 1926 году, и сейчас звучат современно: "Только за одно мое короткое трехмесячное пребывание американцы погромыхивали железным кулаком перед носом мексиканцев... посылали отряды па помощь какому-то правительству, прогоняемому венецуэльским народом... и перед конференцией об уплате французского долга то посылали своих летчиков в Марокко на помощь французам, то вдруг становились марокканцелюбцами и из гуманных соображений отзывали летчиков обратно" (В. Маяковский, Поли. собр. соч., т. 7, Гослитиздат, М. 1958, стр. 320-321). Об агрессивности американского империализма Ильф и Петров не сказали всего, что могли бы сказать в своей книге. Однако мало кому удавалось так талантливо описать скучную, стандартизованную американскую жизнь, "безысходную автомобильно-бензиновую тоску" одноэтажных американских городков, скуку Голливуда, безостановочную, мертвящую, не имеющую конца погоню за долларами.

Одним из героев "Одноэтажной Америки" является мистер Адамс. В письме к жене от 10 декабря 1935 года Ильф писал об Адамсе-Троне: "Это Пиквик. Ездить с ним очень приятно и смешно..." Адамс - умный, энергичный, общительный, немного чудаковатый американец, любящий свою страну и в то же время высказывающий о ней много дельных и горьких мыслей. Но главными героями "Одноэтажной Америки" являются сами авторы, чьи мысли, оценки и наблюдения придают книге публицистическую остроту. Естественно и закономерно возникает в "Одноэтажной Америке" тема родины. "Надо увидеть капиталистический мир, чтобы поновому оценить мир социализма",- писали Ильф и Петров в главе сорок шестой. И в набросках для неосуществленной книги "Мой друг Ильф" Петров, возвращаясь к оценке американской поездки, записал: "Мы только вскользь захватили тему об СССР, но, собственно, впервые мы стали широко, с обобщениями думать о нашей стране. Мы увидели ее издали" (ЦГАЛИ, 1821, 43).

Американские впечатления давали Ильфу и Петрову повод для постоянных аналогий и параллелей. Безо всякой предвзятости, но и без низкопоклонства они приглядывались к американской жизни, подмечая, запоминая все полезное и ценное в организации работы, в устройстве быта,- все, что могло бы и нам пригодиться. По возвращении на родину им все время хотелось вносить практические предложения и самым деятельным образом помогать строительству социализма. "Мы с удовольствием сделались бы хозяйственниками,- писал Петров.- Равнодушие во всех его проявлениях казалось нам самым страшным преступлением" ("Мой друг Ильф").

В то время на советских предприятиях широко осваивалась новая техника. В 1935-1936 годах газеты часто печатали статьи специалистов, изучавших в Европе и Америке передовой индустриальный опыт (см., например, статью "Технические новинки в Соединенных Штатах", "Правда", 1935, №№ 302, 304, 1 и 3 ноября). Страну интересовали зарубежные достижения в области тракторостроения и станкостроения, новые марки автомашин, паровозы, радиоаппаратура. Директор московского автозавода И. Лихачев писал 28 ноября 1935 года в "Правде" о предстоящем выпуске советского шестиместного легкового автомобиля, который должен стать одной из лучших в мире последних моделей автомашин. В связи с сооружением в Охотном ряду гостиницы "Москва" в "Правде" была напечатана статья об опыте строительства гостиниц на Западе и в СССР (1935, № 337, 8 декабря).

Все более широкий размах приобретало культурное строительство. Регулярно появлялись статьи, критиковавшие неполадки в организации бытового обслуживания и снабжения трудящихся.

Пленум ЦК ВКП(б), происходивший 21-25 декабря 1935 года, в ряду других вопросов принял резолюцию об увеличении выпуска пищевых продуктов и улучшении их качества. Выступивший на пленуме с докладом А. И. Микоян говорил, что наша "пищевая промышленность должна дать такие продукты, такого качества, чтобы их ели с удовольствием не только те, кто голоден, а и тот, кто сыт..." ("Правда", 1935, № 356, 27 декабря). По-видимому, именно эту речь имели в виду Ильф и Петров, когда писали в "Одноэтажной Америке", что, сидя в нью-йоркской кафетерии и поглощая красиво приготовленную, но безвкусную, стандартизованную пищу, они "читали речь Микояна о том, что еда в социалистической стране должна быть вкусной, что она должна доставлять людям радость, читали, как поэтическое произведение" (глава четвертая "Аппетит уходит во время еды").

После поездки в Америку Ильф и Петров высказали в своей книге немало конкретных пожеланий и предложений. Некоторые из них писатели не раз уже выдвигали в своих "правдинских" фельетонах. Их постоянно занимал вопрос, как улучшить и усовершенствовать нашу систему бытового обслуживания трудящихся. Поэтому не случайно они в своей книге уделили внимание описанию американского "сервиса". И хотя Ильф и Петров сами же подчеркивали, что в Америке на внимание и предупредительность может рассчитывать только тот, кто имеет доллары, многое в организации американской системы обслуживания им понравилось. Ее стоило критически изучить, продумывая и налаживая собственный советский "сервис".

После выхода "Одноэтажной Америки" в газетах и журналах появились статьи и рецензии, как правило, содержащие высокую оценку новой книги Ильфа и Петрова. Алексей Толстой, выступая в Лондоне с речью о советской литературе, назвал "Одноэтажную Америку" "чрезвычайно зрелой, художественно остроумной книгой" ("Известия", 1937, № 68, 20 марта). Лев Никулин в заметке "Приятная, умная и веселая книга" писал: "... в качестве читателя и литератора я считаю наиболее интересным из опубликованных в 1936 году произведений "Одноэтажную Америку" Ильфа и Петрова" ("Книга и пролетарская революция", 1937, № 2, стр. 122). Сходную точку зрения высказал критик Б. Гроссман: "Уже отдельные очерки, напечатанные в прессе до появления "Одноэтажной Америки", говорили о том, что Ильф и Петров подарят читателю интереснейшую книгу о Соединенных Штатах. Надежды оправдались. "Одноэтажная Америка" - лучшая книга Ильфа и Петрова, наиболее зрелый их труд, имеющий большую познавательную ценность. По существу перед нами путевые очерки в самом хорошем смысле слова" ("Заметки о творчестве Ильфа и Петрова", "Знамя", 1937, № 9, стр. 198).

Но были и отдельные выступления, в которых авторы, неправомерно выдвигая на первый план проблему "сервиса", упрекали Ильфа и Петрова в некритической оценке американского образа жизни. Например, А. Мигулина в статье "Очерки путешествия по Америке" писала: "Сервис" становится в изображении И. Ильфа и Е. Петрова первоосновой американской действительности" ("Книга и пролетарская революция", 1937, № 5, стр. 115).

В Соединенных Штатах "Одноэтажная Америка" вышла в 1937 году, уже после смерти Ильфа, в издательстве "Феррар и Рейнгардт" под названием "Маленькая золотая Америка". Как сообщал в письме в редакцию журнала "Интернациональная литература" (1938, № 4) переводчик книги Чарльз Маламут, такое название было придумано издателем Ферраром, несмотря на протест автора - Евгения Петрова и переводчика. По мнению издателя, название "Маленькая золотая Америка" должно было напомнить читателям о предыдущей книге Ильфа и Петрова "Золотой теленок", тоже издававшейся в США.

Первый отзыв из Соединенных Штатов Ильф и Петров получили от Трона. Прочитав в "Правде" отрывки из будущей книги, он писал Ильфу и Петрову 17 августа 1936 года: "Мы с истинным наслаждением читаем ваши статьи в "Правде". Вы действительно пишете правду. Но эта правда понятна только людям, понимающим диалектику самой жизни". Позднее, ознакомившись с рукописью "Одноэтажной Америки" и сообщая о ней свое мнение, Трон шутливо добавлял, что отныне они с женой "готовы жить под именем Адамсов" (ЦГАЛИ, 1821, 146).

"Одноэтажная Америка" имела успех у американских читателей и вызвала множество откликов в столичной и провинциальной печати. Сводка их была опубликована в журнале "Интернациональная литература" (1938, № 4). Приведем некоторые из них: "Эта книга должна быть отмечена, как весьма значительное произведение. Американцы и Америка много выиграли бы, если бы поразмыслили над этими наблюдениями" (газета "Аллентоун Морнинг Колл").

"Вот книга, которую американцы должны читать и обдумывать. Мы не имеем права злобствовать и бушевать при виде нарисованной картины. Может быть, мы ее действительно напоминаем" (Нью-йоркский литературный еженедельник "Сетердей ревью оф литтречур").

"Это одна из лучших книг, написанных об Америке иностранцами. Приятное, но подчас беспокойное занятие - вновь открывать Америку, глядя глазами авторов этой книги" (газета "Ньюс Курьер", штат Северная Каролина)".

"Ни на одну минуту авторы не дали себя одурачить. Рядом с центральными улицами они видели трущобы, они видели нищету рядом с роскошью, неудовлетворенность жизнью, всюду прорывавшуюся наружу" (Нью-йоркский журнал "Нью-мэссес").

Ряд реакционных американских газет поместили отрицательные отзывы на книгу Ильфа и Петрова, густо уснащенные антисоветскими клеветническими выпадами и измышлениями.

"Одноэтажная Америка" неоднократно издавалась на болгарском, английском, испанском, чешском, сербском, французском, итальянском и других языках.

Печатается по тексту Собрания сочинений в четырех томах, том IV, "Советский писатель", М. 1939, сверенному со всеми предшествующими публикациями. Подготовка текста "Одноэтажной Америки" проведена Е. М. Шуб.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Письма из Америки.- Написаны И. Ильфом и Е. Петровым в 1935-1936 годах во время поездки по США. Адресаты - жены писателей. У М. Н. Ильф имеется более сорока писем Ильфа и несколько десятков открыток. Письма Петрова хранятся у В. Л. Катаевой. Большая их часть была утрачена во время Отечественной войны.

Сравнение писем с очерками "Одноэтажной Америки" со всей наглядностью подтверждает, что книга в своей основе - произведение строго документальное. Многие факты американской действительности и характерные черты быта, подмеченные уже в письмах со свойственными писателям наблюдательностью и юмором, потом перешли на страницы "Одноэтажной Америки", где были использованы Ильфом и Петровым для более широких обобщений и выводов. В оценке американского образа жизни между письмами и очерками нет расхождения. В личных письмах, отнюдь не предназначавшихся для печати, Ильф и Петров с той же резкостью и прямотой, что и в книге, высказывали свои мысли об Америке.

Письма печатаются выборочно, по оригиналам. Некоторые подробности личного характера опущены. В местах сокращений ставится отточие.

Письма датированы авторами и публикуются в хронологическом порядке. В отдельных случаях в квадратных скобках указывается дата и место написания письма, отсутствующие в оригинале и установленные по штемпелям на конвертах, по бланкам гостиниц и т. д.

Письма Петрова публикуются впервые.

«Одноэтажная Америка» Ильи Ильфа и Евгения Петрова - пожалуй, слишком известное произведение, чтобы всерьез рецензировать его спустя 75 лет после выхода в свет. Тем не менее и удержаться от того, чтобы не рассказать в своем журнале об этой замечательной книге после, наконец, свершившегося ее прочтения, я тоже не могу.
История создания книги такова: осенью 1935 года корреспонденты газеты «Правда» приехали в Америку, чтобы в течение нескольких месяцев совершить автомобильное путешествие по этой стране. «План поражал своей несложностью. Мы приезжаем в Нью-Йорк, покупаем автомобиль и едем, едем, едем - до тех пор, пока не приедем в Калифорнию. Потом поворачиваем назад и едем, едем, едем, пока не приезжаем в Нью-Йорк» . Итогом этого путешествия, естественно, должна была стать если не полноценная книга, то серия очерков о далекой и малоизвестной советским людям стране.
Чем руководствовались партийные начальники, отправляя сатириков в гущу капитализма, сказать сложно. С одной стороны, в середине 30-х годов наметилось сближение между СССР и Америкой, в результате которого в Советском Союзе работало много американских инженеров, помогавших проводить индустриализацию нашей страны. С другой стороны, как предполагает дочь Ильи Ильфа, Александра, в своем предисловии к современному изданию книги, «скорее всего, от них ждали злобной, уничтожающей сатиры на "страну кока-колы", но получилась умная, справедливая, доброжелательная книга ». Впрочем, чтобы там ни стало причиной появления этого, как сказали бы сейчас, трэвелога, возможность его создания была большой удачей и для авторов, и даже для современных читателей вроде меня, которым представляется возможность взглянуть на Америку 30-х годов глазами советских людей, то есть, по меркам того времени, практически совершить полет на другую планету.
Прожив месяц в Нью-Йорке, городе небоскребов, Ильф и Петров в компании инженера фирмы «General Electric» Соломона Трона, с которым они познакомились еще в СССР, и его женой Флоренс Трон, представленными в книге как супруги Адамс, совершили автомобильное путешествие от Атлантического до Тихоокеанского побережья Америки и обратно. В пути писатели не только осматривали большие и маленькие города и природные достопримечательности, но и посещали заводы и киностудии, встречались с известными людьми (например, с Генри Фордом), изучали уклад жизни и характер обычных американцев, а также индейцев и негров, делали наблюдения о плюсах и минусах капитализма, встречались с эмигрантами из России, знакомились с национальными видами спорта (американский футбол, рестлинг, мексиканскую корриду), побывали на стройке моста «Золотые ворота» и так далее. Многие вещи и понятия, которые давно и прочно вошли в нашу жизнь, Ильф и Петров открывают для советских читателей. На страницах книги они объясняют, что такое сервис, паблисити, ракет (рэкет), автостоп (хичхайкинг). Это касается и каких-то мелких бытовых моментов, в том числе еды. В Америке авторы впервые сталкиваются томатным соком, который называют помидорным, и поп-корном. В общем, не книга, а исторический документ. При этом написанный привычно живым для Ильфа и Петрова языком.

Отмечу, что книгу сложно назвать продуктом советской пропаганды. Не то, чтобы в ней совсем нет идеологических моментов, но, во-первых, они присутствуют только в качестве выводов из описаний американских реалий, а во-вторых, очевидно, объясняются тем, что авторы совершенно искренне находились под влиянием романтических настроений построения социализма, который представлялся им куда более справедливой моделью по сравнению с американским капитализмом. Это, впрочем, вовсе не мешало Ильфу и Петрову честно и доброжелательно отмечать плюсы американского мироустройства, не стесняясь признавать, что Советскому Союзу есть много чему поучиться у США.
Отсутствие «идеологической тяжести» подтверждается и тем, как была принята «Одноэтажная Америка» в самих Соединенных Штатах. Среди кратких газетных рецензий, приведенных на википедии, нет ни одной негативной. Зато есть такие отзывы: «Не многие из наших иностранных гостей удалялись на такое расстояние от Бродвея и центральных улиц Чикаго; не многие могли рассказать о своих впечатлениях с такой живостью и юмором» и «Ни на одну минуту авторы не дали себя одурачить. Рядом с центральными улицами они видели трущобы, они видели нищету рядом с роскошью, неудовлетворенность жизнью, всюду прорывавшуюся наружу» .

«Еле волоча ноги после этих ужасных приключений, мы отправились гулять по Санта-Фе. Американский кирпич и дерево исчезли. Тут стояли испанские дома из глины, подпертые тяжелыми контрфорсами, из-под крыш торчали концы квадратных или круглых потолочных балок. По улицам гуляли ковбои, постукивая высокими каблучками. К подъезду кино подкатил автомобиль, из него вышли индеец с женой. На лбу индейца была широкая ярко-красная повязка. На ногах индеанки видны были толстенные белые обмотки. Индейцы заперли автомбиль и пошли смотреть картину».

«В характере американского народа есть много чудесных и привлекательных черт. Это превосходные работники, золотые руки. Наши инженеры говорят, что, работая с американцами, они получают истинное удовольствие. Американцы точны, но далеки от педантичности. Они аккуратны. Они умеют держать свое слово и доверяют слову других. Они всегда готовы прийти на помощь. Это хорошие товарищи, легкие люди.
Но вот прекрасная черта - любопытство - у американцев почти отсутствует. Это в особенности касается молодежи. Мы сделали шестнадцать тысяч километров на автомобиле по американским догам и видели множество людей. Почти каждый день мы брали в автомобиль "хичхайкеров". Все они были очень словоохотливы, и никто из них не был любопытен и не спросил, кто мы такие».

«И вот здесь, в пустыне, где на двести миль в окружности нет ни одного оседлого жилья, мы нашли: превосходные постели, электрическое освещение, паровое отопление, горячую холодную воду - нашли такую же обстановку, какую можно найти в любом домике Нью-Йорка, Чикаго или Галлопа. В столовой перед нами поставили помидорный сок в стопочках и дали "стейк" с костью в виде буквы Т, такой же красивый, как в Чикаго, Нью-Йорке или Галлопе, и взяли с нас за все это почти столько же… Это зрелище американского standart of life (уровня жизни) было не менее величественным, чем окрашенная пустыня».

«На горы надо смотреть снизу вверх. На кэньон - сверху вниз. Зрелище Грэнд-кэньона не имеет себе равного на земле. Да это и не было похоже на землю. Пейзаж опрокидывал все, если можно так выразиться, европейские представления о земном шаре. Такими могут представиться мальчику во время чтения фантастического романа Луна или Марс. Мы долго простояли у края этой великолепной бездны. Мы, четверо болтунов, не произнесли ни слова. Глубоко внизу проплывала птица, медленно, как рыба. Еще глубже, почти поглощенная тенью, текла река Колорадо».

«Большинство таких девушек живет у родителей, заработок их идет на то, чтобы помочь родителям уплатить за домик, купленный в рассрочку, или за холодильный шкаф, тоже купленный в рассрочку. А будущее девушки сводится к тому, что она выйдет замуж. Тогда она сама купит домик в рассрочку, и муж будет десять лет не покладая рук работать, чтобы заплатить те три, пять или семь тысяч долларов, в которые этот домик обошелся. И все десять лет счастливые муж и жена будут дрожать от страха, что их выгонят с работы и тогда нечем будет платить за этот дом. Ах, какую страшную жизнь ведут миллионы американских людей в борьбе за свое крохотное электрическое счастье!»

«Очень многим людям Америка представляется страной небоскребов, где день и ночь слышится лязг надземных и подземных поездов, адский рев автомобилей и сплошной отчаянный крик биржевых маклеров, которые мечутся среди небоскребов, размахивая ежесекундно падающими акциями. Это представление твердое, давнее и привычное. Конечно, все есть - и небоскребы, и надземные дороги, и падающие акции. Но это принадлежность Нью-Йорка и Чикаго. […] В маленьких городах небоскребов нет. Америка по преимуществу страна одноэтажная и двухэтажная. Большинство американского населения живет в маленьких городках, где жителей три тысячи человек, пять, десять, пятнадцать тысяч».

«Мы уже говорили, что слово "паблисити" имеет очень широкий смысл. Это не только прямое рекламирование, а еще и всякое упоминание о рекламируемом предмете или человеке вообще. Когда, скажем, делают "паблисити" какому-нибудь актеру, то даже заметке в газете о том, что ему недавно сделали удачную операцию и что он находится на пути к выздоровлению, тоже считается рекламой. Один американец с некоторой завистью в голосе сказал нам, что господь-бог имеет в Соединенных Штатах шикарное "паблисити". О нем ежедневно говорят пятьдесят тысяч священников».

«Негры встречались все чаще. Иногда по несколько часов мы не видели белых, но в городках царил белый человек, и если негр появлялся у прекрасного, увитого плющом особняка в "резиденшел-парт", то обязательно со щеткой, ведром или пакетом, указывающими на то, что здесь он может быть только слугой. […] У негров почти отнята возможность развиваться и расти. Перед ними в городах открыты карьеры только швейцаров и лифтеров, а на родине, в Южных штатах, они бесправные батраки, приниженные до состояния домашних животных, - здесь они рабы. […] Конечно, по американским законам, и в особенности в Нью-Йорке, негр имеет право сесть на любое место среди белых, пойти в "белый" кинематограф или "белый" ресторан. Но он сам никогда этого не сделает. Он слишком хорошо знает, чем кончаются такие эксперименты. Его, разумеется, не изобьют, как на Юге, но что его ближайшие соседи в большинстве случаев немедленно демонстративно выйдут, - это несомненно».

«Америка лежит на автомобильной дороге. Когда закрываешь глаза и пытаешься воскресить в памяти страну, в которой пробыл четыре месяца, - представляешь себе не Вашингтон с его садами, колоннами и полным собранием памятников, не Нью-Йорк с его небоскребами, с его нищетой и богатством, не Сан-Франциско с его крутыми улицами и висячими мостами, не горы, не заводы, не кэньоны, а скрещение двух дорог и газолиновую станцию на фоне проводов и рекламных плакатов».

Илья Ильф и Евгений Петров в Америке
9

Илья Ильф

(Илья Арнольдович Файнзильберг)

Евгений Петров

(Евгений Петрович Катаев)

Одноэтажная Америка

Ильф и Петров совершили путешествие по Соединенным Штатам Америки и написали о своем путешествии книгу под названием «Одноэтажная Америка». Это – превосходная книга. Она полна уважения к человеческой личности. В ней величаво восхваляется труд человека. Это книга об инженерах, о сооружениях техники, побеждающих природу. Это книга благородная, тонкая и поэтическая. В ней необычайно ярко проявляется то новое отношение к миру, которое свойственно людям нашей страны и которое можно назвать советским духом. Это книга о богатстве природы и человеческой души. Она пронизана возмущением против капиталистического рабства и нежностью к стране социализма.

Ю. Олеша

Часть первая.

ИЗ ОКНА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОГО ЭТАЖА

Глава первая. «НОРМАНДИЯ»

В девять часов из Парижа выходит специальный поезд, отвозящий в Гавр пассажиров «Нормандии». Поезд идет без остановок и через три часа вкатывается в здание гаврского морского вокзала. Пассажиры выходят на закрытый перрон, подымаются на верхний этаж вокзала по эскалатору, проходят несколько зал, идут по закрытым со всех сторон сходням и оказываются в большом вестибюле. Здесь они садятся в лифты и разъезжаются по своим этажам. Это уже «Нормандия». Каков ее внешний вид – пассажирам неизвестно, потому что парохода они так и не увидели.

Мы вошли в лифт, и мальчик в красной куртке с золотыми пуговицами изящным движением нажал красивую кнопку. Новенький блестящий лифт немного поднялся вверх, застрял между этажами и неожиданно двинулся вниз, не обращая внимания на мальчика, который отчаянно нажимал кнопки. Спустившись на три этажа, вместо того чтобы подняться на два, мы услышали мучительно знакомую фразу, произнесенную, однако, на французском языке: «Лифт не работает».

В свою каюту мы поднялись по лестнице, сплошь покрытой несгораемым каучуковым ковром светло- зеленого цвета. Таким же материалом устланы коридоры и вестибюли парохода. Шаг делается мягким и неслышным. Это приятно. Но по-настоящему начинаешь ценить достоинства каучукового настила во время качки: подошвы как бы прилипают к нему. Это, правда, не спасает от морской болезни, но предохраняет от падения.

Лестница была совсем не пароходного типа – широкая и пологая, с маршами и площадками, размеры которых вполне приемлемы для любого дома. Каюта была тоже какая-то не пароходная. Просторная комната с двумя окнами, двумя широкими деревянными кроватями, креслами, стенными шкафами, столами, зеркалами и всеми коммунальными благами, вплоть до телефона. И вообще «Нормандия» похожа на пароход только в шторм – тогда ее хоть немного качает. А в тихую погоду – это колоссальная гостиница с роскошным видом на море, которая внезапно сорвалась с набережной модного курорта и со скоростью тридцати миль в час поплыла в Америку.

Глубоко внизу, с площадок всех этажей вокзала, провожающие выкрикивали свои последние приветствия и пожелания. Кричали по-французски, по-английски, по-испански. По-русски тоже кричали. Странный человек в черном морском мундире с серебряным якорем и щитом Давида на рукаве, в берете и с печальной бородкой кричал что-то по-еврейски. Потом выяснилось, что это пароходный раввин, которого Генеральная трансатлантическая компания содержит на службе для удовлетворения духовных потребностей некоторой части пассажиров. Для другой части имеются наготове католический и протестантский священники. Мусульмане, огнепоклонники и советские инженеры лишены духовного обслуживания. В этом отношении Генеральная трансатлантическая компания предоставила их самим себе. На «Нормандии» есть довольно большая католическая церковь, озаряемая чрезвычайно удобным для молитвы электрическим полусветом. Алтарь и религиозные изображения могут быть закрыты специальными щитами, и тогда церковь автоматически превращается в протестантскую. Что же касается раввина с печальной бородкой, то отдельного помещения ему не отведено, и он совершает свои службы в детской комнате. Для этой цели компания выдает ему талес и особую драпировку, которой он закрывает на время суетные изображения зайчиков и кошечек.

Пароход вышел из гавани. На набережной и на молу стояли толпы людей. К «Нормандии» еще не привыкли, и каждый рейс трансатлантического колосса вызывает в Гавре всеобщее внимание. Французский берег скрылся в дыму пасмурного дня. К вечеру заблестели огни Саутгемптона. Полтора часа «Нормандия» простояла на рейде, принимая пассажиров из Англии, окруженная с трех сторон далеким таинственным светом незнакомого города. А потом вышла в океан, где уже начиналась шумная возня невидимых волн, поднятых штормовым ветром.

Все задрожало на корме, где мы помещались. Дрожали палубы, стены, иллюминаторы, шезлонги, стаканы над умывальником, сам умывальник. Вибрация парохода была столь сильной, что начали издавать звуки даже такие предметы, от которых никак этого нельзя было ожидать. Впервые в жизни мы слышали, как звучит полотенце, мыло, ковер на полу, бумага на столе, занавески, воротничок, брошенный на кровать. Звучало и гремело все, что находилось в каюте. Достаточно было пассажиру на секунду задуматься и ослабить мускулы лица, как у него начинали стучать зубы. Всю ночь казалось, что кто-то ломится в двери, стучит в окна, тяжко хохочет. Мы насчитали сотню различных звуков, которые издавала наша каюта.

«Нормандия» делала свой десятый рейс между Европой и Америкой. После одиннадцатого рейса она пойдет в док, ее корму разберут, и конструктивные недостатки, вызывающие вибрацию, будут устранены.

Утром пришел матрос и наглухо закрыл иллюминаторы металлическими щитами. Шторм усиливался. Маленький грузовой пароход с трудом пробирался к французским берегам. Иногда он исчезал за волной, и были видны только кончики его мачт.

Всегда почему-то казалось, что океанская дорога между Старым и Новым Светом очень оживлена, что то и дело навстречу попадаются веселые пароходы, с музыкой и флагами. На самом же деле океан – это штука величественная и пустынная, и пароходик, который штормовал в четырехстах милях от Европы, был единственным кораблем, который мы встретили за пять дней пути. «Нормандия» раскачивалась медленно и важно. Она шла, почти не уменьшив хода, уверенно расшвыривая высокие волны, которые лезли на нее со всех сторон, и только иногда отвешивала океану равномерные поклоны. Это не было борьбой мизерного создания человеческих рук с разбушевавшейся стихией. Это была схватка равного с равным.

В полукруглом курительном зале три знаменитых борца с расплющенными ушами, сняв пиджаки, играли в карты. Из-под их жилеток торчали рубахи. Борцы мучительно думали. Из их ртов свисали большие сигары. За другим столиком два человека играли в шахматы, поминутно поправляя съезжающие с доски фигуры. Еще двое, упершись ладонями в подбородки, следили за игрой. Ну кто еще, кроме советских людей, станет в штормовую погоду разыгрывать отказанный ферзевой гамбит! Так оно и было. Симпатичные Ботвинники оказались советскими инженерами.

Постепенно стали заводиться знакомства, составляться компании. Роздали печатный список пассажиров, среди которых оказалась одна очень смешная семья: мистер Бутербродт, миссис Бутербродт и юный мистер Бутербродт. Если бы на «Нормандии» ехал Маршак, он, наверно, написал бы стихи для детей под названием «Толстый мистер Бутербродт».

Вошли в Гольфштрем. Шел теплый дождик, и в тяжелом оранжерейном воздухе осаждалась нефтяная копоть, которую выбрасывала одна из труб «Нормандии».

Мы отправились осматривать пароход. Пассажир третьего класса не видит корабля, на котором он едет. Его не пускают ни в первый, ни в туристский классы. Пассажир туристского класса тоже не видит «Нормандии», ему тоже не разрешается переходить границ. Между тем первый класс-это и есть «Нормандия». Он занимает по меньшей мере девять десятых всего парохода. Все громадно в первом классе: и палубы для прогулок, и рестораны, и салоны для курения, и салоны для игр в карты, и специальные дамские салоны, и оранжерея, где толстенькие французские воробьи прыгают на стеклянных ветвях и с потолка свисают сотни орхидей, и театр на четыреста мест, и бассейн для купания – с водой,

Купленный в кредит в Нью-Йорке «форд», на котором писатели объехали всю Америку. Фотография Ильи Ильфа

​19 сентября 1935 года Илья Ильф и Евгений Петров в качестве корреспондентов газеты «Правда» отправились в четырехмесячное путешествие по Америке. На купленном в Нью-Йорке «форде» писатели пересекли всю страну, побывали на заводах Генри Форда и родине Марка Твена, в индейских деревнях Санта-Фе и Таоса, осмотрели строительство плотины Гувера (тогда — Боулдер-дам), проехали Разноцветную пустыню Аризоны, посетили строительство моста Золотые ворота в Сан-Франциско, провели две недели в Голливуде и через юж-ные штаты вер-ну-лись обратно в Нью-Йорк. Ильф записывал свои впечатления в дневнике, ежедневно отправлял жене Марии подробные длинные письма, короткие открытки, телеграммы и пачки фотографий. Вернувшись в Москву, писатели издали свои путевые заметки под названием «Одноэтажная Аме-рика». Пере-веденная на английский язык, книга имела большой успех в США, а затем и в других странах.

Конверт Ильи Ильфа с борта «Нормандии» на пути в Нью-Йорк. 4 октября 1935 года

Из семейного архива Ильи Ильфа

Первое письмо Ильи Ильфа с борта «Нормандии» на пути в Нью-Йорк. 4 октября 1935 года Из семейного архива Ильи Ильфа

Первое письмо Ильи Ильфа с борта «Нормандии» на пути в Нью-Йорк. 4 октября 1935 года Из семейного архива Ильи Ильфа

В Нью-Йорк писатели плыли на . Письма Ильфа написаны на специальной бумаге с логотипом лайнера, которая в изоби-лии имелась в специальной комнате для написания и отправки писем. Путе-шествие в каюте первого класса Ильф и Петров подробно описали в книге «Одноэтажная Америка».

«Вообще удобства здесь громадные, если к вибрации относиться спо-койно. Каюта у нас громадная (так как нам везет, то в Париже, когда мы меняли шипс-карты на билеты, нам дали каюту не туристскую, а первого класса. Они это делают потому, что сезон уже кончился, чтобы первый класс не пустовал безобразно), обшитая светлым дере-вом, потолок как в метро, роскошный, стоят две широкие деревянные кровати, шкафы, кресла, свой умывальник, душ, уборная. Вообще пароход громаден и очень красив. Но в области искусства здесь явно неблагополучно. Модерн вообще штука немножко противная, а на „Нормандии“ это еще усиливается золотом и бездарностью».

Илья Ильф на палубе «Нормандии». Снимок сделал радиоконструктор Александр Шорин на фотоаппарат Ильфа Из семейного архива Ильи Ильфа

«На „Нормандии“ едет группа наших инженеров с радиоконструктором Шориным. Все легли костьми, показались сегодня на минуту и снова укрылись в свои каюты. Один я хожу, безумный адмирал, нечувстви-тель-ный к морской болезни».

Из семейного архива Ильи Ильфа

Открытка из Нью-Йорка. 9 октября 1935 года Из семейного архива Ильи Ильфа

В Нью-Йорк Ильф и Петров приехали 7 октября 1935 года и провели там почти месяц. Они повидали множество людей — от Эрнеста Хемингуэя до , побывали на большой выставке Ван Гога, на одном из первых пред-ставлений оперы Джорджа Гершвина «Порги и Бесс», видели боксерский поединок в Медисон-сквер-гарден и темные уголки тюрьмы Синг-Синг.

«Дорогая дочка Илья Ильф обращается к своей жене Марии. , вчера послал Вам письмо. В здании на обороте я живу. Сегодня вечером буду Вам еще писать. Поцелуйте нашу милую Сашень-ку Сашенька — Александра, дочь Ильи Ильфа и Марии. ,
Ваш Иля».


Илья Ильф у окна своего номера на 27-м этаже отеля «Шелтон» в Нью-Йорке. Снимок сделал Евгений Петров Российский государственный архив литературы и искусства

«Утром, проснувшись на своем двадцать седьмом этаже и выглянув в окно, мы увидели Нью-Йорк в прозрачном утреннем тумане».

«Одноэтажная Америка»


Вид из окна номера на 27-м этаже отеля «Шелтон». Фотография Ильи Ильфа Российский государственный архив литературы и искусства

«Это была, что называется, мирная деревенская картинка. Несколько белых дымков подымались в небо, а к шпилю небольшой двадцати-этажной избушки был даже прикреплен идиллический цельнометал-лический петушок. Шестидесятиэтажные небоскребы, которые вчера вечером казались такими близкими, были отделены от нас по крайней мере десятком красных железных крыш и сотней высоких труб и слу-ховых окон, среди которых висело белье и бродили обыкновенные коты».

«Одноэтажная Америка»

Соломон Абрамович Трон. Фотография Ильи Ильфа Российский государственный архив литературы и искусства

Соломон Трон (1872-1969) — инженер-электрик, часто бывал в Советском Союзе, работал на Днепрострое, Челябинске и в других местах. Вместе с женой Флоренс живой, энергичный, любопытный и очень общительный Соломон Трон сопровождал писателей в их поездке по Америке.

Конверт из Дирборна. 14 ноября 1935 года Из семейного архива Ильи Ильфа

Главными впечатлениями Ильфа и Петрова на пути из Нью-Йорка в Голли-вуд стали заводы Генри Форда в Дирборне, Чикаго и реклама, особенно световая.

«Это был мистер Генри Форд. У него замечательные глаза, искря-щиеся, похожие, как видно, на толстовские, мужицкие. Очень по-движ-ный человек. Он тоже сел. Все время двигал ногами. То упирал их в стол, то закладывал одну за другую, то снова ставил на пол. Говорили мы, что называется, „за жизнь“. Свидание продолжалось минут 15 или 20. Конечно, такой человек, как Форд, уже не думает только о заработках. Он говорил, что служит обществу и что жизнь вещь более широкая, чем автомобиль. В письме, жалко, трудно рассказать, дочка моя. В книге «Одноэтажная Америка» встрече с Генри Фордом посвящена отдельная глава. В общем, я видел замечательного человека, который в громадной степени повлиял на жизнь людей. Он сам, надо думать, не очень доволен господством машин над человеком, потому что говорил о том, что хочет делать маленькие заводы, где люди будут и работать, и в то же время заниматься сельским хозяйством».

Конверт из отеля «Стивенс». Чикаго, 16 ноября 1935 года Из семейного архива Ильи Ильфа

Письмо из отеля «Стивенс». Чикаго, 16 ноября 1935 года Из семейного архива Ильи Ильфа

В дневнике Илья Ильф жаловался, что в Чикаго невозможно снимать:

«15 ноября
<…> Брильянтовый свет машин. Набережная и трущобы. В отеле „Стивенс“ три тысячи комнат. Покровительство одиноким путе-ше-ствующим женщинам, а рядом Гери В 30 милях от Чикаго, в городе Гэри, находится крупный металлургический завод U.S. Steel. . Все у них ясно, как в медном тазу.
Это хорошо бы снять, но день ужасный, темный, ничего нельзя сделать, безобразие».

Из семейного архива Ильи Ильфа

Открытка из Альбукерке. 25 ноября 1935 года Из семейного архива Ильи Ильфа

«Дорогой Марусик, если индеец имеет квартиру на третьем ярусе дома, то он перелезает по этим лестницам с крыши на крышу. Собаки тоже ходят по этим лестницам. До свиданья, дочка моя.
Твой Иля».

Собаки, гуляющие по крышам индейских жилищ, появились затем и в «Одно-этажной Америке»:

«Собаки бежали по своим домам, не трогая нас, расторопно подымались по лестницам и исчезали в дверях».

Из семейного архива Ильи Ильфа

Открытка из Навахо-Бридж. 28 ноября 1935 года Из семейного архива Ильи Ильфа

Огромное впечатление на Ильфа произвела пустыня — он много снимал в Аризоне и отправил жене несколько открыток из Гранд-Каньона.

«Дорогой Марусик, утром уехал из Грэнд-Кеньона и целый день ехал по горной пустыне. Так хорошо в этой разноцветной пустыне, как нигде. Лучшего не видел еще никогда.
Твой и Сашенькин Иля».

Разноцветная пустыня Аризоны. Фотография Ильи Ильфа Российский государственный архив литературы и искусства

Марка на конверте срезана для коллекции марок Евгения Петрова.

Из семейного архива Ильи Ильфа

Из семейного архива Ильи Ильфа

Письмо из Сан-Франциско. 5 декабря 1935 года Из семейного архива Ильи Ильфа

Перед Голливудом писатели на несколько дней заехали в Сан-Франциско («город туманов, очень легких и светлых») — посмотреть на строительство моста Золотые ворота, погулять по городу, сходить на американский футбол и отдохнуть от бесконечной дороги.

«Милая, нежная дочка, я уже очень заскучал. Ни тебя нет очень долго, ни нашего Пига маленького Прозвище дочери Ильфа Александры. . Дети мои родные, мне кажется, что я никогда больше с вами не расстанусь. Без вас мне скучно.
Вот ходят по улицам индусы, японцы, голландцы, кто угодно, и Ти-хий океан тут, и весь город на падающих склонах, на обрывах, а мне уже чересчур много, мне нужно вместе с тобой посмотреть, как наша де-воч-ка спит в кровати».

Российский государственный архив литературы и искусства

Сан-Франциско. Фотография Ильи Ильфа Российский государственный архив литературы и искусства

Описания этих фотографий попали в книгу «Одноэтажная Америка»:

«Непонятно, как и почему мы попали в „Тропикал Свиминг Пул“, то есть зимний бассейн. Мы постояли, не снимая пальто, в огромном, довольно старом деревянном помещении, где был тяжелый оранже-рейный воздух, торчали какие-то бамбуковые жерди и висели пор-тьеры, полюбовались на молоденькую парочку в купальных костюмах, деловито игравшую в пинг-понг, и на толстяка, который барахтался в большом ящике, наполненном водой…»

Путевые заметки Ильфа и Петрова «Одноэтажная Америка» вышли в свет в 1937 году, более семидесяти лет назад. Осенью 1935-го Ильф и Петров были командированы в Соединенные Штаты как корреспонденты газеты «Правда».

Трудно сказать, чем именно руководствовалось высшее начальство, посылая сатириков в самую гущу капитализма. Скорее всего, от них ждали злобной, уничтожающей сатиры на «страну кока-колы», но получилась умная, справедливая, доброжелательная книга. Она вызвала живой интерес у советских читателей, до той поры не имевших даже приблизительного представления о СевероАмериканских Соединенных Штатах.

Дальнейшую историю книги не назовешь простой: ее то издавали, то запрещали, то изымали из библиотек, то купировали части текста.

Как правило, «Одноэтажная Америка» включалась в немногие собрания сочинений Ильфа и Петрова, отдельные издания появлялись редко («как бы чего не вышло!»). Существуют всего два издания с ильфовскими фотоиллюстрациями.

Замечательно, что пришло время, когда желание повторить путешествие Ильфа и Петрова вызвало к жизни документальный телесериал «Одноэтажная Америка» Владимира Познера (он задумал этот проект тридцать лет назад). Кроме сериала, мы получили книгу путевых заметок Познера и американского писателя, радиожурналиста Брайана Кана, с фотографиями Ивана Урганта.

В сериале, достойном всяческих похвал, чувствуется уважение к оригиналу. Владимир Познер постоянно ссылается на Ильфа и Петрова, зорко подмечая черты сходства и различия в жизни Америки тогда и сейчас. Известно, что телесериал Познера возбудил большой интерес в Соединенных Штатах. А я с удовольствием обнаружила, что многие мои знакомые-соотечественники под влиянием сериала перечитывают старую «Одноэтажную Америку».

Нынешняя Америка очень интересуется своей историей, в том числе – временем, которое отразилось в книге Ильфа и Петрова. Совсем недавно в нескольких американских университетах с успехом прошли выставки «американских фотографий» Ильфа. А в Нью-Йорке вышло в свет издание: Ilf and Petrov’s American Road Trip. The 1935 Travelogue of Two Soviet Writers Ilya Ilf and Evgeny Petrov (2007). Это перевод «огоньковской» публикации 1936-го года, с многочисленными ильфовскими снимками.

Добрый взаимный интерес всем идет на пользу.

Впрочем, современная Америка продолжает оставаться «одноэтажной».

...

Ряд фамилий и географических названий дается в соответствии с современным написанием.

Часть первая
Из окна 27-го этажа

Глава 1
«Нормандия»

В девять часов из Парижа выходит специальный поезд, отвозящий в Гавр пассажиров «Нормандии». Поезд идет без остановок и через три часа вкатывается в здание гаврского морского вокзала. Пассажиры выходят на закрытый перрон, под ымаются на верх ний эта ж вокза ла по эска латору, проходят несколько зал, идут по закрытым со всех сторон сходням и оказываются в большом вестибюле. Здесь они садятся в лифты и разъезжаются по своим этажам. Это уже «Нормандия». Каков ее внешний вид – пассажирам неизвестно, потому что парохода они так и не увидели.

Мы вошли в лифт, и мальчик в красной куртке с золотыми пуговицами изящным движением нажал красивую кнопку. Новенький блестящий лифт немного поднялся вверх, застрял между этажами и неожиданно двинулся вниз, не обращая внимания на мальчика, который отчаянно нажимал кнопки. Спустившись на три этажа, вместо того чтобы подняться на два, мы услышали мучительно знакомую фразу, произнесенную, однако, на французском языке: «Лифт не работает».

В свою каюту мы поднялись по лестнице, сплошь покрытой несгораемым каучуковым ковром светло-зеленого цвета. Таким же материалом устланы коридоры и вестибюли парохода. Шаг делается мягким и неслышным. Это приятно. Но по-настоящему начинаешь ценить достоинства каучукового настила во время качки: подошвы как бы прилипают к нему. Это, правда, не спасает от морской болезни, но предохраняет от падения.

Лестница была совсем не пароходного типа – широкая и пологая, с маршами и площадками, размеры которых вполне приемлемы для любого дома.

Каюта была тоже какая-то не пароходная. Просторная комната с двумя окнами, двумя широкими деревянными кроватями, креслами, стенными шкафами, столами, зеркалами и всеми коммунальными благами, вплоть до телефона. И вообще «Нормандия» похожа на пароход только в шторм – тогда ее хоть немного качает. А в тихую погоду – это колоссальная гостиница с роскошным видом на море, которая внезапно сорвалась с набережной модного курорта и со скоростью тридцати миль в час поплыла в Америку.

Глубоко внизу, с площадок всех этажей вокзала, провожающие выкрикивали свои последние приветствия и пожелания. Кричали по-французски, по-английски, по-испански. По-русски тоже кричали. Странный человек в черном морском мундире с серебряным якорем и щитом Давида на рукаве, в берете и с печальной бородкой кричал что-то по-еврейски. Потом выяснилось, что это пароходный раввин, которого Генеральная трансатлантическая компания содержит на службе для удовлетворения духовных потребностей некоторой части пассажиров. Для другой части имеются наготове католический и протестантский священники. Мусульмане, огнепоклонники и советские инженеры лишены духовного обслуживания. В этом отношении Генеральная трансатлантическая компания предоставила их самим себе. На «Нормандии» есть довольно большая католическая церковь, озаряемая чрезвычайно удобным для молитвы электрическим полусветом. Алтарь и религиозные изображения могут быть закрыты специальными щитами, и тогда церковь автоматически превращается в протестантскую. Что же касается раввина с печальной бородкой, то отдельного помещения ему не отведено, и он совершает свои службы в детской комнате. Для этой цели компания выдает ему талес и особую драпировку, которой он закрывает на время суетные изображения зайчиков и кошечек.